Архивное расследование Авенира Овсянова 2000г. в обработке.
Такой вопрос до сих пор задают российские и иностранные искатели культурных ценностей. Попытаемся, хотя бы частично, ответить на него.
Содержание
Усадьба
Ни один из версионных объектов в мире поисков похищенных культурных ценностей так не известен у нас и за рубежом, как эта бывшая усадьба, а ныне небольшой поселок, расположенный на северо-западе Калининграда, - Майский.
До 1937 года местные постройки и земельные угодья под названием «Гросс Фридрихсберг» принадлежали филиалу маргаринового и жирового завода в городе Велау (Знаменск), а затем перешли во владение гауляйтеру и оберпрезиденту Восточной Пруссии, начальнику (с 1939 г.) Цеханувского и Белостоцкого округов Польши и рейхскомиссару Украины, одному из видных нацистских деятелей, палачу славянских народов Эриху Коху.
К 1939 году бывшая сельскохозяйственная территория филиала завода площадью в 25 гектаров превратилась, по существу, в строго охраняемую режимную зону по типу военного городка с высоким забором из булыжного камня, дозорными вышками, контрольно-пропускным пунктом, закрытыми сооружениями для ведения огня, узлом связи, патрульной службой и большим железобетонным бункером, построенным по всем канонам фортификационного искусства.
На самом высоком месте у ручья стоял помпезный двухэтажный дворец с мансардой, имевшей в своем составе около 30 комнат, благоустроенный подвал с душевой и котельной. Из подвала в бункер вел подземный ход, свет в который проникал через горизонтальные окна из армированных стеклоблоков.
Первые переселенцы (1946 г.) вспоминают, что дворец в результате боевых действий был превращен в руины, но над главным входом еще некоторое время висел бронзовый орел со свастикой в лапах. Одна из сохранившихся комнат имела табличку с надписью: «Адольф Гитлер» (во время визитов в Кенигсберг А. Гитлер всегда был гостем Э. Коха), а входные ступени (проступи) были выложены плитками из прессованного янтаря.
На территории усадьбы находилось озеро, по дну которого проходила булыжная дорога (для заезда бричек и машин с целью помывки колес), плавательный бассейн, роскошный парк в английском стиле, тиры, оранжерея, конюшни, скотные дворы, птичники, коровники, жилые дома сельскохозяйственных рабочих и «обслуги». От ближайшей дороги усадьба была отгорожена, как уже отмечалось, забором высотой 2 метра из булыжных камней на цементном растворе. По углам забора были сооружены пулеметные казематы.
Железобетонный бункер имел четыре помещения, два входа и один аварийный выход «обрушаемого» типа (при разборке кирпичной стенки внутрь обрушивался слой песка и обнажалось выходное отверстие).
Вся территория усадьбы была дренирована, а озеро и ручей были включены в местную гидрологическую систему. Об этом свидетельствуют оставшиеся захламленные смотровые колодцы и ржавые остатки спускных, запорных и регулирующих устройств. В настоящее время на месте дворца находится пилорама в кирпичном помещении, а подземный ход когда-то был обрушен, а образовавшаяся траншея засыпана.
В 1940 году к Гросс Фридрихсбергу (имение Э. Коха) были присоединены имение Вальдгартен (ныне не существует), охотничьи угодья Метгеттена (пос. Космодемьянский), а в начале 1944 года и Шарлоттенбург (Лермонтово).
В задачу данного очерка не входит рассказ о деятельности Э. Коха как гауляйтера, оберпрезидента или рейхсминистра; он верно служил фашистскому режиму, ревностно выполнял приказы по милитаризации Восточной Пруссии, идеологической обработке населения, искоренению инакомыслия и подготовке территории как плацдарма агрессии. Его кровавые деяния помнят народы оккупированных стран – литовский (тогдашний Мемельский край), польский и украинский. Не меньшую жестокость он проявил и к собственному народу, объявив «народную войну» при вступлении войск Красной Армии в пределы Восточной Пруссии. В результате боевых действий погибли десятки тысяч стариков и подростков. Таков был Э. Кох – руководитель.
Но была у него и другая страсть – интерес к культурным ценностям оккупированных стран.
Известно, что к началу 1945 года в распоряжении гауляйтера находились поистине огромное количество присвоенных музейных экспонатов. Об этом свидетельствуют российские и польские источники. Так под руководством Э. Коха в городе Плоцке (Польша) были разграблены культурно-исторический музей научного общества, естественно-этнографический музей епархии, библиотека научного общества и содержимое плоцкого кафедрального собора.
Полной победой Э. Коха закончилась борьба за обладание Янтарной комнатой, на которую претендовали рейхсмаршал Г. Геринг, А. Розенберг, И. Риббентроп, музеи в Бреслау (Вроцлава, Польша) и крепости Бойен (Польша).
Во время работы в бывшем Особом архиве СССР я нашел документ, в котором было сказано: «…под охраной полувзвода автоматчиков из комнаты Екатерины 11 (г. Пушкин) была увезена большая коллекция драгоценных камней. Вскоре она поступила в распоряжение Э. Коха». Не равнодушен был гауляйтер к произведениям из серебра и янтаря. В его коллекции находилась и национальная реликвия польского народа – сабля короля и полководца Стефана Батория (1533-1586), похищенная из музея города Гродно. Э. Кох владел и большой коллекцией картин.
Основными местами сосредоточения присвоенных Э. Кохом культурных ценностей на территории Восточной Пруссии (в пределах нынешней Калининградской области) были имение Гросс Фридрихсберг (поселок Майский), Вальдгартен (не существует), форт и имение на косе Фрише Нерунг (Балтийская) и особняк на Кертеаллее (улица Кутузова).
Только спустя более пяти десятилетий с помощью германского исследователя Гюнтера Вермуша удалось найти опись части культурных ценностей, хранившихся в Гросс Фридрихсберге.
Рамки очерка не позволяют мне привести и сотую долю многостраничной описи российских, итальянских, французских и польских картин, произведений неустановленной принадлежности, десятки серебряных подсвечников, чаш, кубков, кувшинов, ваз и сосудов с золочением и фрагментами из янтаря. Все картины в описи полностью обезличены и имеют только названия типа: «Венецианский вид», «Большой канал в Венеции», «Девушка, вяжущая снопы», «Вид города с рекой в вечернем освещении», «Плывущий олень», «Вид города с рекой в вечернем освещении» и другие
Среди серебряных произведений можно назвать десятки различных подсвечников, больших и малых чаш, кубков, кувшинов, ваз, кружек, бокалов, винных кувшинчиков, винных охладителей, подносов, всевозможных сервизов, потиров, сосудов с золочением, фрагментами из золота и янтаря в стилях классицизма, ранней и поздней готики и барокко.
Опись была составлена на предметы, подготовленные к вывозу автомобильным транспортом управляющим имением Альбертом Поппа.
О прибытии, размещении и перемещении культурных ценностей в Гросс Фридрихсберге имеются заявления нескольких независимых свидетелей. Среди них можно назвать Стефанию Рогацкую – портниху жены Э. Коха (Польша), В. П. Иббатулину – работницу имения, Д. В. Побота и А. А. Сахарчука – бывших военнопленных.
Какова же судьба культурных ценностей, изъятых Э. Кохом из музеев и культурных центров России и Польши? Сейчас, спустя 60 лет после войны на этот вопрос можно ответить лишь частично.
Тайник
Еще в начале января 1945 года группа Альберта Поппа на шести грузовиках с культурными ценностями выехала из Гросс Фридрихсберга в центральную Германию (о ней речь впереди). Освободившиеся от культурных ценностей «коховские» тайники в Гросс Фридрихсберге были заполнены менее ценными предметами.
В середине апреля 1945 года Э. Кох на ледоколе «Остпройсен» вместе с частью культурных ценностей прибыл, в еще оккупированную немецкими войсками, Данию. Имея большие ценности, он без труда путем пластических операций превратился из гауляйтера-военного преступника в обычного армейского майора Рольфа Бергера. Это позволило ему скрываться от правосудия целых шесть лет. В Дании он в составе воинского подразделения попал в плен к англичанам. Вернувшись в Германию, поселился недалеко от Гамбурга и выдавал себя за сельскохозяйственного рабочего.
В 1949 году Э. Кох был опознан в английской зоне оккупации Германии, а в 1950-м выдан для решения его судьбы Польше, так как именно там он совершил самые страшные свои злодеяния (на территории Польши по приказу Э. Коха было убито 72 тысячи поляков и 200 тысяч евреев).
Следствие по делу Э. Коха было закончено в 1951 году, а вот судебный процесс из-за болезни, всевозможных симуляций и голодовок начался только в 1958 году. После судебного разбирательства, которое длилось 77 дней, воеводский суд Варшавы приговорил Э. Коха к смертной казни.
Просьба о помиловании была отклонена, но… приговор так и не привели в исполнение, так как здоровье подсудимого казалось совершенно безнадежным. Смертный приговор был заменен пожизненным заключением. Но «смертельно» больной Э. Кох после этого прожил еще 27 лет, не страдая никакими недугами. Сначала он отбывал наказание в Мокатовской тюрьме Варшавы, а с 1965 года – в тюрьме Барчево Ольштынского воеводства. Умер в 1986 году.
Однако вернемся в послевоенную, теперь уже бывшую усадьбу Э. Коха. Сведения о первых послевоенных годах ее крайне скудны. Так, помощник начальника гражданского управления 8-й комендатуры А. И. Лукьянов вспомнил, что на территории усадьбы была бензоколонка. В 1945 году из нее выкачали примерно 12 тонн бензина, однако через некоторое время подземные баки снова наполнились, и так продолжалось несколько раз.
Из рассказа З. М. Купчика выяснилось, что в конце сороковых годов в бомбоубежище-бункере за кирпичной стеной, выложенной под «старину», были обнаружены ковры, дорогая посуда, несколько ящиков с винами, статуэтки, изделия из серебра, слоновой кости и янтаря. Причем, эти предметы были обнаружены при весьма курьезных обстоятельствах.
На территории совхоза вплоть до депортации в Германию работали немецкие граждане. Однажды на территории бывшей усадьбы Э. Коха вблизи бетонного бункера был задержан пьяный немец, который шел неуверенной походкой и пел песню. При выяснении обстоятельств выпивки и источника получения вина или водки, немец рассказал, что был строителем бункера и чудом остался жив. В то время как его товарищей расстреливали, он выполнял другое задание и суматохе тех дней конца войны о нем просто забыли. Далее он пояснил, что при строительстве бункера было сооружено два тайника, в которых кроме музейных предметов были запасы спиртных напитков. При вскрытии тайников эти запасы оказались существенно уменьшенными. Видимо немец уже несколько раз принимал на «грудь», а в последний раз дозу сильно увеличил и обратил на себя внимание.
Чьи там были культурные ценности, из каких музеев, где они сейчас? На эти вопросы уже никто не даст ответа.
Более полные сведения о послевоенном Гросс Фридрихсберге, а затем и Майском, изложил в своей записке бывший (с 1945 года) архитектор Калининграда А. В. Максимов:
«Помню, в 1954 году я вел планировочную группу в Облпроекте. Очередным заданием на проектирование был тепличный парниковый комбинат, который должен был быть в поселке Майском. Здесь я познакомился с главным агрономом совхоза В. А. Успенским, который уже работал с конца сороковых в бывшей коховской усадьбе. Все работники совхоза рассказывали мне о странном поведении немцев-хуторян в первые послевоенные годы. Они толпами ходили по территории бывшего имения и что-то тщательно изучали, а местами вели раскопки. Видно было, что они что-то искали. Работникам совхоза они рассказывали, что в последние месяцы войны здесь велись большие строительные работы силами советских военнопленных, которые были расстреляны вместе с их руководителями-немцами. В это время войсковые подразделения, охранявшие имение Э. Коха, не пропускали хуторян через него, а заставляли обходить, хотя раньше этого не было. Хуторяне говорили, что сюда из Кенигсберга каждый день привозили машинами строительные материалы, в том числе и готовый бетон. Работы продолжались несколько месяцев, а по их окончании следов строительной деятельности обнаружено не было, правда территория парка увеличилась вдвое.
Первым начальником тогда еще военного совхоза был майор Г. А. Теличко, который хорошо говорил по-немецки. Человек он был любознательный и заинтересовался этими рассказами. Проведя необходимую подготовительную работу и уточнив места производства работ, он приступил к планомерным раскопкам. Но случилась трагедия. Вечером, возвращаясь из города на мотоцикле, он не заметил натянутую через дорогу между деревьями проволоку и при столкновении погиб. Все материалы дела майора Г. А. Теличко были переданы тогдашнему председателю поисковой комиссии В. Д. Кролевскому.
Тем все и закончилось. Только память моя еще раз тряхнула стариною, желая напомнить истую историю, а не очередную басню журналистов.
С товарищем Б. А. Успенским мы изучили новую территорию парка, которая имела тогда заброшенный вид. Нас удивило наличие деревьев на ней одного и того же возраста, что и в старой парковой зоне. Подкопав одно из деревьев, мы обнаружили, что оно недавно посажено, а большие его корни аккуратно заанкерены полосовым железом с войлочной прокладкой. Сличили немецкую топографическую съемку 1938 года со съемкой 1954 года и уяснили, что парк увеличен за счет поля. Тогда же удалось выяснить, что дерновой покров был уложен сравнительно недавно (видна была его квадратная нарезка)».
А. В. Максимовым, когда он уже проживал в Костроме, был по памяти нарисован план усадьбы Э. Коха и показаны места, рекомендуемые для исследований.
В какой-то степени записку А. В. Максимова подтверждает книга бывшего коменданта крепости Кенигсберг генерала пехоты Отто Ляша «Так пал Кенигсберг»:
«В конце февраля 1945 года, когда блокада крепости была прорвана, он (Э. Кох) послал сюда 12 крейсляйтеров и своего заместителя Гроссгера, чтобы по-старому держать в руках партию и население (сам Э. Кох в то время находился на другой усадьбе – у поселка Нойтиф коса Фрише (Балтийская). Наряду с восстановлением ненужных управленческих органов эти посланцы гауляйтера занимались оборудованием и ремонтом его имения».
В 1959 году в Калининград был вызван бывший заключенный немецкого лагеря в Метгеттене (пос. Космодемьянского) Д. В. Побот. В беседе с сотрудниками тогдашней поисковой комиссии он рассказал, что в лагере находился с августа 1944 года, а в сентябре того же года в составе команды (примерно 20 человек) работал у усадьбы Э. Коха. Они вручную отрывали траншеи глубиной 2-2,5 метра и горизонтально укладывали на дно железобетонные трубы метрового диаметра. Укладку имущества в трубы производили немецкие солдаты и офицеры, а засыпали грунтом заключенные. Что находилось в этих тайниках, Д. В. Побот не знал. При его участии было возведено только три тайника, однако такой работой занимались и другие команды. Тогда Д. В. Побот показал членам комиссии места захоронений, и довольно точно. При вскрытии в двух хранилищах оказались полуистлевшие хромовые кожи и пишущие машинки, а третий был пуст. Это, в какой-то степени, подтверждает тот факт, что из тайников в январе 1945 года управляющим Э. Коха Альбертом Попа вывозились на запад ценности, а в освободившиеся емкости укладывали предметы промышленного изготовления.
Приведенные свидетельства и документы, касающиеся усадьбы Гросс Фридрихсберг, носят общий описательный характер и напрямую не связаны с конкретными культурными ценностями. О них же говорил сам Э. Кох.
Свидетели
Вот фрагмент письма польского журналиста С. Орловского редактору «Известий» от 20 октября 1961 года: «Э. Кох сообщил мне, что Янтарную комнату укрывал не он, а только Альфред Роде и бургомистр Кенигсберга. Кох знает в Кенигсберге два бункера, в которых находятся произведения искусства. Там среди других находятся какие-то предметы из его личной коллекции. Э. Кох не может со 100% уверенностью сказать, что Янтарная комната находится там, но думает, что может быть. В обмен на сообщение о тайниках Э. Кох хочет получить отмену приговора, заменой его пожизненным заключением на родине и непреследованием его».
К сожалению, официальные лица на эту информацию не обратили внимания, хотя и ходили упорные слухи, что Э. Коха тайно привозили в Калининград.
В 1972 году в адрес тогдашней Калининградской геолого-археологической экспедиции пришло письмо от сотрудника милиции города Познани (Польша). В письме излагалось содержание беседы с некой Стефанией Рогацкой, которая, по ее собственному утверждению, работала в годы войны в усадьбе Э. Коха. Это сообщение очень усложнило исследовательские работы, хотя и было вполне конкретно. Приведу его в некотором сокращении:
«После оккупации Польши С. Рогацкая стала портнихой жены Э. Коха. В 1940 году вместе с семьей Э. Коха она выехала в Кенигсберг. Ехали на машинах, водителями которых были находившиеся на службе у Э. Коха братья Корблюм. Кох жил в дворце, который находился в 1,5 км от города. Дворец охранялся, и кроме С. Рогацкой там не было ни одного поляка. Горничной супруги Э. Коха была Марта Дитрих. В конце войны во время частых воздушных налетов семья Э. Коха и вся прислуга спускалась в бомбоубежище, в которое вел туннель длиной около 50 метров, освещенный электричеством. Сам бункер был в парке, над ним росли деревья… В туннель входили из кухонного коридора. В бункере было четыре комнаты. Первая была концом туннеля, из нее дверь справа вела во вторую комнату, а слева в третью, из которой можно было пройти в четвертую. Кроме тог, четвертая комната имела двери, выходящие в туннель… В каждой комнате было электрическое освещение».
Прерву на некоторое время цитирование письма сотрудника милиции о С. Рогацкой для его сравнения с реалиями, оставшимися после войны в Гросс Фридрихсберге. Полагаю, что, будучи в составе «обслуги» гауляйтера несколько лет, С. Рогацкая в совершенстве знала планировку дома и бункера и не верить ей нет никаких оснований. Но здесь мы наблюдаем множество несовпадений. Ныне существующий (заброшенный) бункер находится не в парке и на нем никогда не росли деревья. Планировка бункера совсем иная. И почему, говоря о подземном туннельном входе, она не упоминает двух наружных основных и одного запасного. Кроме того, на представленной ею схеме туннель идет совершенно с другой стороны дома, а размещение паркового бассейна, парка и хозяйственных построек совершенно не соответствует их нынешнему расположению.
Далее в документе говорится: «В комнатах стояли жезлонги и кресла, а в стенах были шкафчики с винами и продуктами…
Фронт подходил к Кенигсбергу. Супруга Э. Коха сказала С. Рогацкой, что уезжает в центральную Германию и забирает ее с собой. В день отъезда жена Э. Коха приказала С. Рогацкой пойти в бомбоубежище и взять в первой комнате чемодан с часами. С. Рогацкая открыла дверь в четвертую комнату, где увидела четыре деревянных сундука, стоявших напротив входа, а на них еще три таких же сундука. Посреди комнаты была выкопана большая яма, из которой торчала коричневая переливающаяся глыба, достигавшая потолка. Рядом стояли Э. Кох и его водитель Корблюм, который чем-то поливал глыбу. Увидев С. Рогацкую, Э. Кох очень рассердился и выгнал ее. За неделю до этого С. Рогацкая заходила в эту комнату, но там ничего не было. Она полагает, что сооружался тайник. О том, что она видела, С. Рогацкая ни с кем не говорила и в тот же день уехала с женой Э. Коха на автомашине в Германию. Кох остался в Кенигсберге… Если дворец в Калининграде остался цел, то С. Рогацкая смогла бы найти бункер».
В результате последующей переписки с «кураторами» С. Рогацкой выяснилась и такая деталь. Однажды во время очередного налета советской авиации на Кенигсберг Э. Кох с гостями проследовал по подземному ходу в бункер. Это видела С. Рогацкая, которая находилась в это время на кухне. После отбоя воздушной тревоги Э. Кох и его гости оказались в парадных комнатах дворца, но подземному ходу обратно они не проходили. С. Рогацкая предполагает наличие другого (запасного) подземного хода.
Казалось бы, с получением столь серьезного заявления наши государственные органы организуют немедленный вызов из Польши С. Рогацкой, тем более, что она сама допускала такую возможность «пока жива». Однако этого не случилось. Статус «секретной» области не был исключением и для «братской страны социализма». Уточняющие вопросы пришлось решать многоступенчатым методом: обращаться к С. Рогацкой через начальника милиции города Познани, через милиционера, за которым была «закреплена» престарелая «подозрительная» женщина, которая «сотрудничала» с бывшим гауляйтером Э. Кохом.
А вопросов было очень много. О каком имении шла речь и в каком районе города Кенигсберга или его окраине оно располагалось. Было ли это имение Гросс Фридрихсбергом, Вальдграбеном, Шарлоттенбкргом или охотничьим домом около Метгеттена. С другой стороны, правдивость сообщения С. Рогацкой подтверждалась материалами местных исследований сотрудниками Калининградской геолого-археологической экспедиции. По адресной книге Кенигсберга (изд. 1942 г.) было установлено, что действительно водителями Э. Коха были братья Корблюм. Один из них проживал на улице Оттокара (ул. Огарева), а другой на Миттельтрагхайм (ул. Пролетарская). Обнаружилась и такая деталь. Житель усадьбы Э. Коха некто Буттер Фритц по адресной книге 1939 года проходил как мельник, а в 1942 году значился как специалист по строительству подземных сооружений.
И все же сотрудники экспедиции сделали попытку вызвать С. Рогацкую в Калининград, однако бюрократические жернова первоначально раскрутившись, на полдороге остановились из-за непомерного числа «перемалывемых» писем, согласований, уточнений, невозражений и чиновничьих рекомендаций. В этом процессе (а он длился три года) принимали участие облисполком, обком КПСС, УВД, КГБ и даже Министерство культуры РСФСР.
Неудача с вызовом заявителя привела, как это уже случалось не раз, к известному в поисковой практике методу «тыка» - исследовательской работе по косвенным признакам. Я вовсе не хочу бросить упрек сотрудникам Калининградской геолого-археологической экспедиции, да и сам был ее многолетним внештатным сотрудником, помогая силами курсантов и приборами геофизики решать поставленные задачи, в том числе и на бывшем имении Гросс Фридрихсберг. Экспедиция работала творчески, несмотря на «секретность» проблемы, недостаток финансирования и низкие зарплаты, отсутствие приборов геофизики и землеройной техники, минимальные права и полномочия.
Поиск сокровищ
На бывшем имении Э. Коха был проведен весь комплекс исследовательских работ, включая и геофизические изыскания силами Калужской геолого-археологической экспедиции. Однако приборы, изначально предназначенные для поиска полезных ископаемых, кроме искусственных объектов (фундаментов, насыпных грунтов, бывших окопов и траншей), регистрировали и различные геологические неоднородности (слои глины в песке, песок в глине, обводнения). А это увеличивало число аномалий, которые нужно было проверять бурением, шурфованием, отрывкой траншей и котлованов экскаватором. Естественно, такой объем работ был не под силу экспедиции. Да и всегда сверлила мысль «А там ли мы ищем? Может С. Рогацкая имела в виду другое имение Э. Коха».
Производственные работы 1975-1983 гг. не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть существующие версии. Но это не значит, что проведенные исследования были безрезультатными. Точно удалось установить, что на усадьбе Э. Коха в годы войны проводились операции с культурными ценностями. Сотрудникам экспедиции удалось довольно точно определить объемно-планировочное и конструктивное решение бункера Э. Коха. И учитывая его типовой характер, новое поколение искателей уже «вооружено» знаниями наших предшественников.
Кроме того, сотрудники экспедиции выявили, что бывшая усадьба Э. Коха была буквально нашпигована взрывоопасными предметами, остававшимися в земле до 1983 года. В этих местах в штурмовые дни апреля 1945 года шли ожесточенные бои по прорыву первой оборонительной позиции войсками 43-й армии генерала А. П. Белобородова.
Десятки мин, сотни зенитных снарядов, штабель (к 1981 году еще не разобранный) полузасыпанных противотанковых снарядов в густом кустарнике, минометные мины и ручные гранаты – вот далеко не полный перечень «ценностей», обезвреженных с помощью экспедиции.
С расформированием экспедиции в конце 1983 года прекратились организованные поиски культурных ценностей на территории бывшей усадьбы Э. Коха.
Возможность окончательно опровергнуть или подтвердить бункерную версию С. Рогацкой о наличии тайников под полом предоставилась только в 1994 году, благодаря российско-американской экспедиции, оснащенной самой современной геофизической аппвратурой.
Наши американские коллеги из компании «Глобал Эксплорейшенз» (Всемирные поиски) с сопровождающими их представителями ведущих телекомпаний мира ЦДФ (Германия) и ТБС (Япония) были крайне удручены картиной горемычности и неприкаянности всего окружающего. Бывший план местности явно не соответствовал нынешним реалиям. Старый «английский парк» с вековыми деревьями за послевоенные годы преврвтился в сплошные непроходимые заросли кустарника и сорных трав. Нарушение водного режима привело к частичному заболачиванию территории. Все регулирующие, запорные и водосбрасывающие устройства оказались в свинченном, срезанном и раскуроченном состоянии. Плавательный бассейн когда-то использовался в качестве силосной ямы, да так и остался на десятилетия с «неизвестным» содержимым. К некогда добротным скотным дворам, складам и административному зданию за все послевоенные годы не прикоснулась рука ремонтника, и горькой иронией кажется сохранившийся на фронтоне правления местного АО лозунг: «Вперед к победе коммунизма!».
В кратком очерке нет возможности подробно рассказать о четкой и слаженной работе парней в голубой униформе с фирменными знаками на кепочках; о георадаре, регистрирующем подземную обстановку до глубины 30 метров и выдающем ее на монитор в цветном изображении, о видеосистеме «Олимпус», позволяющей на экране наблюдать интерьер любого подземного сооружения, куда проник кабельный приемник-искатель (фиброоптическая камера), о магнитометре, регистрирующем любые металлические предметы на глубине до 8 метров. Все это развертывалось и приводилось в действие за считанные минуты.
Тщательная приборная разведка позволила однозначно опровергнуть утверждения С. Рогацкой о тайниках под полым подвалом бункера и неизвестных его помещениях. Проведенные раскопки с помощью экскаватора показали, что никакого второго подземного хода в бункер нет и не было. В структуре защитной грунтовой толщи над бункером нет и не было остатков пней деревьев.
Надежда остается
Совместный анализ (российских, немецких и американских искателей культурных ценностей) показал, что письмо из Польши с «делом» С. Рогацкой никакого отношения к бывшему имению Гросс Фридрихсберг не имеет. Она явно имела в виду другую усадьбу Э. Коха. Но какую!? Последующие исследования в окрестностях Калининграда пока не дали ответа на этот вопрос.
И все же бывшая усадьба Э. Коха представляет интерес для искателей культурных ценностей.
После ее исследования силами и средствами совместной российско-американской экспедиции продолжался сбор сведений и выяснялись новые детали и эпизоды послевоенного времени. Многое рассказывал мне, уже упоминавшийся, А. В. Максимов – первый архитектор Калининграда. При проектировании тепличного парникового комбината ему часто приходилось бывать на бывшей усадьбе Э. Коха, и он слышал от местных жителей, что осенью 1945 года что-то вывозилось из имения Гросс Фридрихсберг на советских армейских грузовиках. Источником этих сообщений были немецкие граждане. Оказывается, слухи были небезосновательными. Действительно, осенью 1945 года из бункера Э. Коха на машинах трофейной команды под руководством капитана Ю. П. Перевозчикова вывозились на вокзал Кенигсберга янтарные произведения, картины, ценные книги и архивы. Об этом уже мне сообщил в 2000 году один из участников этой акции, проживавший в городе Калининграде. Их подробное наименование, количество и дальнейшая судьба неизвестны, так как дела трофейных команд пока недоступны исследователям.
Замок Чоха
А вот имя Альберта Поппа и опись сопровождаемого им груза из имения Гросс Фридрихсберг я услышал весной 2002 года, когда принимал участие в российско-польской экспедиции в подземельях замка Хиршберг (замок Чоха, Польша). В документе значилось, что в тайник замка А. Поппом было заложено 136 икон, 92 картины, 430 образцов фарфора, 230 изделий из стекла, 150 образцов холодного и 106 огнестрельного оружия, 45 декоративных пистолетов и 76 сервизов. Большая часть спрятанных ценностей принадлежала России.
Ко времени моего приезда в замок Чоха там уже вскрывался польскими искателями пол подвала в том месте, где георадар показал наличие больших пустот. Увиденное нами под полым подвалом косвенно подтверждало версию. В капитальный тайник вела приоткрытая дверь из клепаного листового железа с ребрами жесткости. Толщина двери составляла 40 сантиметров. За ней находилась комната-сейф, отделанная броневыми листами на заклепках. Она была пуста, а в массивной двери имелось отверстие, прорезанное автогеном так, чтобы мог пролезть человек и изнутри открыть дверь. На двери со стороны сейфа находился замок сложной конструкции. Все это было покрыто тленом времени, проржавело и прикипело. Логика подсказала, что где-то в сороковые годы кто-то нашел этот тайник и вынес содержимое. Это могли быть русские или польские трофейные команды.
И, наконец, последний раз имя А. Поппа было озвучено в 1948 году (а мы узнали об этом только в 2003 году) в Веймаре (Германия). На имя генерала Л.И. Зорина начальника Управления репараций и реституции Советской военной администрации в Германии поступило заявление от директора Веймарской картинной галереи Шейдига. В нем он сообщал, что «в особой кладовой спрятаны 19 ящиков с полотнами и другими художественными предметами советских музеев». Он утверждал, что там 3 гобелена, 54 картины, 100 гравюр и 9 ящиков с серебряными изделиями. Шейдиг сообщил, что все это было привезено А. Поппом из Кенигсберга. Сам он с частью ценностей бежал на запад перед приходом советских войск.
Когда сотрудники Управления К. А. Агафонова и И. И. Турыщева осмотрели кладовую, то обнаружили лишь один гобелен, 27 картин, 90 гравюр, но все ящики с серебром исчезли. Найденное было вывезено в центральные районы СССР.
Биолокация
Последнее «вторжение» в недра бывшего имения Э. Коха происходило весной 2000 года. О его проведении свидетельствует мой отчет: «9 марта 2000 года в отдел по поиску культурных ценностей НПЦ по учету, охране и использованию памятников истории и культуры обратился гражданин Чирва Николай Григорьевич, проживающий (дан адрес, контактный телефон, пейджер).
Он заявил, что с помощью изобретенных им и запатентованных устройств ему удалось обнаружить в поселке Майский подземный железобетонный бункер размером 60х10х8 метров, в котором по его данным находятся культурные ценности (ювелирные изделия, драгоценные камни, скульптуры, картины и книги).
При этом, по его мнению, эта находка должна быть зарегистрирована как клад с выплатой ему 50% стоимости содержимого. Предположительное время постройки бункера по его мнению – начало 40-х годов ХХ века.
После заполнения заявительской анкеты Н. Г. Чирве было разъяснено, что подобными методами отыскания подземных объектов на территории Калининградской области пользовались уже несколько исследователей, о чем есть соответствующие документы. Результаты этих исследований были отрицательными.
На следующий день Н. Г. Чирва показал мне место, где, по его мнению, на глубине 6 метров находится большой бункер. Кроме метода его обнаружения у меня вызвала сомнение и болотистая местность над «найденным» бункером. Кроме того, Н. Г. Чирве было сообщено, что абсолютно нереально возводить такой объект на болоте во время войны и острого противостояния между немецкими партийными и военными органами. Сомнение переросло в уверенность, что здесь нет никакого бункера, когда Н. Г. Чирва сказал, что под бывшим зданием Э. Коха находится грузовой лифт с помощью которого в подвал дома, была опущена личная машина Э. Коха «Опель», а вблизи проходит местный неизвестный никому метрополитен. Конечно от этих сообщений можно было бы просто отмахнуться, как от очередного бреда. Но я по опыту знаю, что искатели-биоэнергетики бывают очень агрессивны и пишут жалобы на «бюрократов» во все инстанции, вплоть до Президента РФ. Поэтому я избрал путь доказательств и убеждений с учетом геологических, исторических, конструктивных, гидрогеологических и других факторов. При этом ему были показаны документы исследований былых экспедиций и изложен факт вывоза ценностей из имения в Веймар.
На основании этого ему было отказано в ходатайстве на получение разрешения на производство земляных работ.
Однако по просьбе администрации Октябрьского района города Калининграда, учитывая, что все затраты на поисковую акцию он берет на себя, ему было разрешено отрыть с помощью экскаватора один шурф. В этой акции был и определенный интерес отдела по поиску культурных ценностей, так как этот объект продолжает оставаться версионным.
Пробная отрывка шурфа показала отсутствие насыпного грунта на месте предполагаемого бункера. Четко просматривались границы между слоями грунтов (глины, суглинка) по глубине шурфа. Вскоре сам Н. Г. Чирва убедился в нереальности своей затеи. Уезжая, он пообещал еще раз проработать свою версию и выразил уверенность в ее осуществлении.
20 лет спустя
Изучая архивы и записки, дневники и документы, статьи и публикации становится понятно - ценности были, ценностей было огромное количество. К сожалению, за 20 последних лет не были найдены тайники с сокровищами, схроны, бункеры и так далее. Эта публикация была написана Авениром Петровичем Овсяновым 20 лет назад.
Кёнигсберг был Клондайком. Конечно находили многое, но не главное. Остался один вопрос – где главные ценности, где тайники с картинами, гобеленами, остальными предметами искусства, награбленные нацистами с территории СССР.
Изменилась страна, изменилось оборудование, методы передачи информации, появилась современная техника, но одно остается неизменным - поисковые версии. Они так и остались версиями. Материалы и наработки послевоенных искателей, экспедиций 70-х, 80-х и начала 90-х пока еще не могут быть использованы по назначению.
Читая перечисленные источники понимаешь, что тема волнующая и интригующая, она масштабна. Свидетели и заявители версий каждый по-своему пытался внести свой вклад в поиск сокровищ. Возникает в свою очередь огромное количество вопросов, на которых пока что нет ответа. О чём молчал Эрих Кох? С какой целью пытался спекулировать? А может он ничего не знал? Перекрестные сведения дают противоречивые сведения о том, что Эрих Кох сказал в самом начале своего заключения - " Вы думаете у меня было время на какие-то там янтарные безделушки?" Но тем не менее он был ключевой фигурой и, возможно, мог пролить свет, хотя бы в том, что можно было определить степень его участия в сокрытии ценностей. Да и сама фигура Коха осталась непонятной до конца. Почему он избежал смертной казни? За что ему заменили смертную казнь на пожизненное?
А ведь поляки натерпелись от него столько бед. Одни вопросы, а ответа пока на них нет. Однозначно одно - Эрих Кох прожил в польской тюрьме до 1986 года и умер там же, а ведь он жаловался на своё здоровье, постоянно требовал к себе внимания… Что знал Эрих Кох?
Польский журналист утверждал, что Э. Кох интересовался в тюрьме тематикой поиска сокровищ в Кёнигсберге. Это выяснили по карточкам записей тюремной библиотеки. Он брал материалы, связанные с Янтарной комнатой. Это означает, что до самой старости он интересовался темой, о которой идет речь.
Из всех высших нацистских руководителей Коха пережил на 6 месяцев Рудольф Гесс, который находился в заключении тюрьмы Шпандау в Берлине.
Вероятно, нам еще предстоит узнать новые свидетельства, возможно раскроются новые обстоятельства. Читая воспоминания, ловишь себя на мысли о великих свершениях, замыслах, расследованиях давно ушедшей эпохи. В свою очередь будем следить за событиями, и, возможно, тайну сокровищ гаулейтера Эриха Коха когда-нибудь раскроют.
На боевых картах 1945 Гросс Фридрихсберг (имение Э.Коха) не обозначен никак, что вызывает определенный интерес. Это сделано с умыслом или просто случайность, хотя боевые карты изготавливались довольно точно. Одни загадки, на которые пока ответов нет.
Очень интересно! Большое спабо за проделанную работу 👍